Народная агиология

В поисках тайны убийства

Кто совершил злодеяние      

(Окончание. Предыдущее "От клеветы к действиям")

 

В поисках тайны убийства

    Мои воспоминания о Собинове были прерваны кон­дуктором, который спросил:

 

-Вам, господин, куда билет, наверно, к месту убий­ства русского бискупа — к Киш-Озеру?

-Правильно, а что?

-Да  спешите-то  напрасно:  вся  полусгоревшая  дача бискупа оцеплена полицией - там сам прокурор и пре­фект полиции. Доступ на дачу воспрещен даже корреспон­дентам газет, - сказал кондуктор, вручая мне билет.

-Ну, префект-то меня знает: пропустит...

-Не думаю  -  даже  редактора газет  возвращались ни с чем... Ну и разбойники пошли нынче, а ведь часто выдавал я бискупу билеты на проезд, вот как вам, частень­ко ходил он метровыми шагами в свой глухой, медвежий
угол.

Доехали до конца. Я быстро сошел и направился по зна­комому пути мимо мрачного еврейского кладбища, а отту­да по пустырю к озеру через редкий лесок. Недалеко от берега стоял полицейский, который убеждал тех, кто шел на дачу Архиепископа, идти обратно, так как велено никого не пропускать.

- Позвольте, я корреспондент, - сказал я полицей­скому, показывая ему свою профессиональную карточку.

Не помогло:

- Приказано никого не подпускать к месту убийства. Делать нечего -  пришлось отправиться домой ждать дальнейших официальных сообщений и вместе с тем про­должать свои частные розыски.

На обратном пути, уже в городе, я встретил нашего сотрудника Цветкова, дававшего в газеты новости о про­исшествиях в столице. Он уже успел рано на рассвете побеседовать почти со всеми прикосновенными к расследо­ванию убийства лицами. Он даже сумел, несмотря на за­прещение, издали взглянуть на лежащий на верстаке труп мученика-архиепископа. Недаром Цветкова называли ко­ролем латвийских репортеров:

 -Ближе не подпустили, но все же я хоть на мгнове­ние взглянул на тело Архиепископа и содрогнулся: жуткий вид. Не дай Бог видеть. Но в гостиницу, где лежало тело Собинова,  не  впустили: там распоряжался  какой-то тип
из полпредства... .

  - Все это дело не только кошмарное, но и весьма за­гадочное, я сказал бы -крайне таинственное, - почти шепотом прибавил Цветков.

  - Впрочем, я проголодался: зайдемте к «Робежнеку», там я кое-что расскажу, все равно напечатать нельзя, - сказал он, открывая дверь в излюбленный рижскими жур­налистами ресторан на Мельничной улице.

Несмотря на сравнительно раннее время, в ресторане было уже много посетителей, главным образом, журна­листов.

Нетрудно было догадаться, что головы всех были заня­ты одной мыслью о Киш-Озерском кровавом событии. Но точного и ясного ответа не находили.

Одни основывались на свидетельских показаниях, досто­верность которых некоторыми журналистами оспарива­лась, другие - на верных слухах - последние в населе­нии ежечасно множились, - но большинство сходилось на том, что, судя по обстановке этого страшного преступ­ления, убийцами были большевики и их пособники, среди последних называли политических врагов преосвященно­го Иоанна, которых он немилосердно разоблачал в сейме.

Другие журналисты находили, что в устранении его бы­ли заинтересованы лица, прикосновенные к растратам церковных сумм, отданные Архиереем под суд. Третьи ули­чали в невольном пособничестве внезапно скончавшегося в отеле «Петроград» артиста Собинова: убийцы, говори­ли они, знали, что набожный артист поздно вечером по­сещал Владыку. В роковой вечер чекисты проследили артис­та, и, когда он находился на крыльце киш-озерской дачи в ожидании появления Владыки, - последний лично откры­вал дверь, - злодеи, как только появился хозяин дачи, выскочили из засады, оттолкнули Собинова в сторону и ворвались в дом, где и совершили свое гнусное дело. Неко­торые к этой версии добавляли, что часть чекистов прибы­ла к даче озером на моторной лодке, а часть чекистов буд­то бы привезла на автомобиле к даче артиста - эта версия была сразу же отброшена как не имеющая солидных свидетелей. Наконец, третьи подтверждали официальное сообщение о том, что Собинов скончался от разрыва серд­ца в отеле, откуда он по приезде из Германии не выхо­дил. Умер же он внезапно, узнав о страшной смерти люби­мого им Архипастыря.

Хотя достоверность этой версии ослаблялась отказом полпредства судебным властям в просьбе вскрыть тело умершего артиста, она казалась наиболее вероятной.

«Ворвавшись в дом, преступники прежде всего наброси­лись на Владыку и после отчаянной борьбы связали свою жертву, переправив ее наверх. Одновременно другие зло­деи перерезали все провода и действовали спокойно до рассвета.

Затем они замучили Архиерея и подожгли дачу, чтобы замести следы этого злодеяния. И если бы сосед, живу­щий недалеко от места преступления, случайно заметив­ший пожар, не сообщил в пожарную команду о пожаре, мы все даже не подозревали бы об ужасном преступлении на архиерейской даче», - закончил Цветков свой рассказ журналистам.

Все были потрясены дьявольским планом преступни­ков. Старый и опытный журналист, редактор близкой к правительству газеты, призывал к сугубой осторожности при даче материала в газеты, так как в данном случае за­интересован «наш великий восточный сосед» и он может причинить нашему правительству большие неприятности. «Вероятно, не сегодня-завтра наши власти выявят свое отношение к информации по этому крайне загадочному делу», - сказал он, прощаясь с нами.

Покинули мы ресторан в подавленном настроении.

Цветков и я, не сговариваясь, повернули к набережной Двины. Погода была чудесная. С реки тянул приятный прохладный ветерок. Мы прошлись по Замковой площа­ди мимо Петроградской гостиницы в надежде что-нибудь увидеть или узнать о причинах смерти Собинова, потому что мы весьма сомневались в официальной версии кончи­ны выдающегося артиста. Таких, как мы, якобы прогули­вающихся, оказалось довольно много, но и полиции, тай­ной и явной, было немало.

Все попытки Цветкова, лично знакомого с чинами угро­зыска, получить новости не дали результата. Мы видели несколько чинов из полпредства, которые с озабоченными лицами свободно входили в отель. Видели даже, как доста­вили из похоронного бюро гроб для Собинова, но больше ничего не узнали. Делать нечего: простились друг с другом и пошли по домам.

Утром на следующий день все редакции Латвии получи­ли из Министерства внутренних дел предложение по делу об убийстве архиепископа Иоанна Поммерна печатать лишь официальные данные, исходящие от прокуратуры.

Сообщения же эти были приблизительно следующего содержания:

«Следствие по делу об убийстве архиепископа Иоанна энергично продолжается под руководством прокурора. Пока, однако, на следы преступников напасть не удалось».

Через день или два состоялся, по требованию полпреда, перевоз тела Собинова в здание советского полпредства, а оттуда на вокзал для отправки его в Москву. Несмотря на то, что предварительного сообщения об этом в газе­тах не было опубликовано, а наоборот, в полпредстве день и час перевоза останков певца хранили в строгом секрете, - все улицы, по которым двигалась траурная процессия, были запружены народом.

Пошел и я отдать последний долг большому артисту.

И когда траурная колесница с гробом, покрытым цвета­ми, двигалась мимо меня, мне думалось, что смерть Вла­дыки оборвала жизнь того, тело которого так поспешно везут в Москву.

Позади колесницы шли вдова, родственники, знакомые и несколько чинов полпредства...

Как только из отеля «Петроград» вывезли тело Собино­ва и сняли дежурный наряд полиции, туда хлынули кор­респонденты газет. И вскоре «из уст в уста» передавали не для печати слух, что полпредство, от имени которого распоряжался какой-то «рыжий товарищ», воспротивилось требованию полицейского врача произвести вскрытие те­ла для установления причин смерти Собинова: «Дело, мол, ясно — разрыв сердца, таково заключение советского врача». И вскрытия трупа не произошло! Этот отказ в за­конном требовании полицейского врача еще более усилил в народе слухи «об отравлении» Собинова большевиками. Кроме того, стало известно, что накануне убийства иерар­ха Собинов имел целый ряд телефонных разговоров с пол­предством, что было установлено судебным следователем из телефонной записи отельной администрации.

Через некоторое время после отправки тела Собинова в Москву, в газетах появилось официальное сообщение об отставке начальника уголовной полиции Тифенталя и о назначении на его место другого (Целенса).

Наконец, через месяц появилось новое правительствен­ное сообщение о временном прекращении следствия по де­лу об убийстве архиепископа Иоанна за необнаружением преступников.

Это официальное сообщение было вместе с тем и фина­лом этого жуткого дела.

 Подробности мученической смерти Архиепископа

 Взволнованное ужасным убийством Владыки, русское население было не менее возмущено распоряжением о прекращении судебного следствия. В народе распростра­нились слухи о жутких подробностях пыток главы Право­славной Церкви. И эти подробности, уточняющие сухое и краткое официальное сообщение об убийстве Владыки, большей частью подтвердились: ведь они, в сущности, ис­ходили от тех или иных участников расследования и пер­вых свидетелей — пожарных. Один из агентов розыска, немецкого происхождения, в Германии подтвердил мне большую часть этих слухов.

И прав был покойный Владыка, сославшись в разговоре со мною относительно происков его недругов на слова Евангелия:

«Итак, не бойтесь их, ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано» (Мат­фей, X, 26).

Убийц было, как предполагают, не менее четырех. Об­становка места кровавой драмы, осмотр трупа и данные, полученные после вскрытия тела Архиепископа, дали при­близительно точную картину мученической смерти Архи­пастыря.

Сразу  же  внизу,   на  крыльце,  когда  Владыка  открыл входную дверь, спрятавшиеся у крыльца бандиты ворва­лись в переднюю и набросились на хозяина.

Борьба, судя по пятнам крови, разбрызганной по полу и стенам передней, была упорная и страшная с обеих сто­рон.

Внизу же, в одной из комнат, жертва, видимо, была связана и доставлена в кабинет, где происходили поиски каких-то документов, так как половицы в некоторых мес­тах были сорваны. Всюду на полу валялись в беспорядке разные бумаги, записки, счета, вырезки из газет.

На некоторых верхних бумагах виднелись капли крови: видимо, и здесь истязали Архиепископа.

Затем несчастная жертва была доставлена по внутренней лестнице наверх, где в глухом, широком коридоре между столярной мастерской (Владыка столярничал) и другими комнатами, видимо, и происходила пытка.

Там, на верстаке, принесенном из столярной, прибыв­шие в два часа ночи пожарные обнаружили обгоревший труп мученика, привязанного проволокой к снятой с петель двери. Проволокой же на всякий случай была палачами заделана с наружной стороны выходящая на лестницу дверь.

Какие страшные пытки претерпел Архиепископ, видно из следующих данных осмотра трупа: обуглившиеся ноги от первой струи воды, пущенной на верстак, отвалились, в то время, как на спине даже не сгорела кожа, а на затыл­ке жертвы остались волосы, хотя борода сгорела.

Это доказывает, что палачи пытали огнем несчастного, вероятно, калильной лампой. В правом паху покойного, как гласит протокол осмотра трупа и вскрытия, было обна­ружено пулевое отверстие с выходом пули вверх к позво­ночнику, где она и застряла.

Выстрел в Архиепископа был произведен, как полагают, после пыток, когда жертва палачей лежала привязанной к верстаку.

Кроме того, в легких замученного Владыки были обнару­жены дым и угольки — это значит, по заключению врача, что Архиепископ еще дышал, когда начался пожар.

Нашли ли убийцы у замученного и убиенного Владыки то, что искали, — неизвестно: вероятнее всего — Архи­пастырь унес свою тайну в могилу.

Через несколько дней, в воскресенье, в Риге состоялись торжественные похороны главы Православной Церкви в Латвии.

Был хороший и тихий осенний день. В кафедральный собор пропускали только по билетам. После панихиды гроб Владыки вынесло из храма на улицу многочисленное духовенство при печальном песнопении и похоронном зво­не соборных колоколов.

Весь бульвар Свободы и широкая улица была запруже­ны народом. Все конное и трамвайное движение было прекращено.

Среди коленопреклоненных прихожан собора слышался плач. Последний долг покойному Архипастырю пришла от­дать, можно сказать, вся Рига. Много делегаций было не только из провинций, но и соседних государств.

Перед вратами на Покровское кладбище получился про­должительный затор: все желающие не могли попасть на кладбище.

Позже над могилой архиепископа Иоанна была воз­двигнута красивая в византийском стиле часовня с моза­ичной иконой св. Иоанна, как память от паствы о муче­нике-архипастыре Иоанне, борце за христианство, кото­рый, как добрый пастырь, положил мученически душу свою за овец своих.

Мучительные вопросы, - кто же убийцы и почему при всех переменах режима в Латвии никто из правителей не идет навстречу общественному мнению возобновить по этому страшному делу так неожиданно прерванное следствие или, по крайней мере, опубликовать материалы по­следнего, - терзали умы многих верующих.

Не прекратились эти вопросы и во время занятия Риги большевиками. Были даже такие наивные люди, почита­тели убиенного иерарха, которые намеревались перед советскими властями возбудить вопрос о возобновлении этого дела, но юристы разъяснили им вовремя неумест­ность и даже опасные последствия подобной попытки при известном всем отрицательном отношении большевиков к духовенству и к религии (тогда весьма осторожно вы­ражались) .

В 1941 году в конце июня немцы, в свою очередь, заняли Ригу. Они, между прочим, назначили комиссию для восста­новления судебных учреждений, разгромленных больше­виками, во главе которой поставили рижского присяжного поверенного Б. Е. фон Нольтейна. К нему обратились не­которые русские юристы с тем же вопросом относительно убийства архиепископа Иоанна.

Этот вопрос особенно волновал их в связи с распро­странившейся по городу версией, исходящей от бывших правительственных латвийских кругов, что дело об убий­стве архиепископа Иоанна было в свое время направлено на прекращение по двум причинам: первая - из-за не­обнаружения виновников преступления и вторая - из-за нежелания властей вызвать в сердцах верующих смятение, так как при судебном разбирательстве были бы оглашены неподобающие для духовных лиц поступки некоторых представителей духовенства, интриги и пр.

Едва ли с последней версией можно согласиться, так как большевики в таком случае, наоборот, не преминули бы воспользоваться этим следственным материалом для шумной антирелигиозной пропаганды, даже в мировом масштабе.

Со дня этого страшного преступления прошло почти 20 лет, но оно все еще не вполне раскрыто, как не раскрыты сотни тысяч подобных жутких дел о погибших, замучен­ных или таинственно исчезнувших жертвах Чека, ГПУ, НКВД или как они еще будут именоваться.

Все же я верю, что настанет время, - и оно не за гора­ми, - когда все «сокровенное и тайное будет явным»

 

 

Публикация ОЛЕГА МИХАЙЛОВА Журнал «Слово» VII, 1991год.

Архиепископ Иоанн (Поммерн) канонизирован в 2003 году.